Правозащитники требуют от полиции провести "работу над ошибками"

Сейчас у нас на глазах разыгрывается старый сценарий. Снова громкое убийство, и снова арестованный по горячим следам подозреваемый. Выходец из СНГ Роман Задоров признается в убийстве после первых дней следствия, а затем отрекается от признания, заявляя, что его принудили к этому в полиции. И если три года назад Нуджидату практически никто не поверил, то сегодня практически никто не верит полиции.
В 2003 году, после убийства солдата Олега Шойхета, был арестован подозреваемый – Тарик Нуджидат, житель деревни, рядом с которой нашли труп. Через три дня он признался в убийстве, выдал двух сообщников и полностью восстановил картину преступления, в подробностях описав похищение и убийство. Реакция была бурной. Газеты и интернет-форумы пестрели проклятиями в адрес Нуджидата и требованиями смертной казни. На суде Нуджидат сказал, что дал ложные показания под давлением следователей. Ни суд, ни прокуратура не обратили на это внимания.
Спустя год совершенно случайно поймали настоящих убийц Шойхета. Мнимых преступников отпустили. Нуджидат получил компенсацию. То, что человек взял на себя вину за убийство, объявив сообщниками еще двух ни в чем не повинных людей, изложив подробную и складную версию преступления, никого не насторожило. Этим не заинтересовался ни суд, ни высшие полицейские чины, ни прокуратура, ни юридический советник правительства. Очевидно, в нашем государстве подобные события в порядке вещей.
В тот раз настоящих преступников нашли. Случайно. Справедливость восторжествовала. Но если бы не счастливый случай? Ответ очевиден – Нуджидат и двое его мнимых сообщников просидели бы в тюрьме большую часть жизни, и все из-за одной подписи на бумажке под признанием. И нам остается только гадать - а скольким из тех, кто сидит в тюрьме сейчас, повезло меньше? Сколько людей, подписав признание под давлением полиции, оказались в тюрьме не за содеянное преступление, а за свою подпись, за минуту слабости после недосыпа и голодания, крика и света в глаза, ласковых улещиваний: "подпиши вот это, и мы дадим тебе поспать"?
Неизвестно. И самое страшное, что это совершенно не интересует тех, кто должен следить за подобными вещами по роду службы. Неудивительно, что у изрядной части людей, следящих за уголовной хроникой, в отношении полиции выработалась презумпция лжи, благо оснований для этого за последние годы было достаточно. Общество постепенно начинает относиться к полиции, прокуратуре и судам как к трем подразделениям инквизиции, карающей за несуществующие грехи. Но самый изрядный счет к полиции и судам накопился у русскоязычной общины. В памяти у многих до сих пор свежо дело Олега Пекарева, которого посадили за признание, полученное в первый же день допроса. Репатрианту, плохо знающему иврит, не давали позвонить в больницу и узнать, что с пострадавшим ребенком, пока он не подпишет «вот эту бумагу». А арестовали его вот за что - в "скорой помощи", приехавшей к мальчику, у которого произошло кровоизлияние, нашелся медбрат, написавший, что ребенка могли избить. В результате Пекарева обвинили в избиении ребенка. На суде он отказался от признания. По материалам экспертизы, по показаниям Но его подпись перевесила отсутствие доказательств, показания экспертизы и свидетелей. Пекарев сидит до сих пор – его приговорили к 13 годам тюрьмы за подпись. Судья заявил ему на процессе: «Здесь вам не Россия, здесь показания не выбивают». Судья соврал, причем намеренно. Случаи полицейской фальсификации уголовных дел в 70-80 годах стали классикой израильской судебной истории. Но особый расцвет эта практика приобрела с приездом «большой алии» из СССР-СНГ. Работала эта система и в обратную сторону – дела, в которых жертвами были репатрианты, не удостаивались внимания, а в некоторых случаях полиция намеренно покрывала преступников.
Когда в ашкелонском кафе убили Яна Шапшовича (за то, что он с братом говорил по-русски) слуги закона не торопились никого арестовывать. За два года полиция так и не выяснила, кто совершил убийство в людном кафе среди бела дня на глазах у десятков людей.
Сейчас у нас на глазах разыгрывается старый сценарий. Снова громкое убийство, и снова арестованный по горячим следам подозреваемый. Выходец из СНГ Роман Задоров признается в убийстве после первых дней следствия, а затем отрекается от признания, заявляя, что его принудили к этому в полиции. И если три года назад Нуджидату практически никто не поверил, то сегодня практически никто не верит полиции.
Доверие общества трудно завоевать и легко утратить. Людям не нужна раскрываемость за счет фальсификации показаний, громких преждевременных пресс-конференций и раздутых дел. Это не делает полицию профессиональней и авторитетней. Это делает ее беспомощней и смехотворней. А когда появляются очевидные факты выбивания показаний и молчаливого одобрения со стороны властей, это делает полицию преступной. Это делает преступниками следователей, заставлявших подозреваемых подписывать заведомо ложные показания. Это делает преступниками прокуроров и судей, работающих с этими показаниями и выносящими на основании их заключения о виновности подозреваемых. Это делает преступниками всю полицейскую верхушку и чиновников министерства юстиции, ответственных за контроль над полицией.
Люди просто боятся полиции, у которой зачастую оказываешься виноват уж тем, что попался под руку. В Комитете в защиту демократии и прав человека имеются десятки свидетельств о полицейском насилии, о травмах, о жестоких побоях, которых награждали ни к чему не причастных людей, и потом заводили на них же уголовные дела, чтобы оправдать применение силы. Несмотря на все наши обращения в полицию, в прокуратуру, в минюст, самые достоверные случаи, подтвержденные справками и показаниями свидетелей, никого не заинтересовали. Так продолжается уже более десяти лет. И едва ли не каждую неделю мы узнаем о новых людях, избитых полицией. Все их жалобы в отдел внутренних расследований минюста заканчиваются ничем. Согласно отчету госконтролера, 64% жалоб на полицейских не расследуются вообще, еще 32% закрываются "за отсутствием общественного интереса", лишь 3% доходит до рассмотрения дисциплинарного суда, и всего в 1% жалоб дело доходит до суда уголовного.
Израильская полиция во многом напоминает советскую власть, пытавшуюся делать хорошую мину при плохой игре, маскируя свои грехи чиновной спесью, горделивой риторикой и формализмом. Но всем прекрасно известно, что творится за этим фасадом. Если в нынешнем деле об убийстве в Кацрине не будет выяснено, как было получено признание Романа Задорова, если в случае незаконных методов виновных не накажут, полиция окончательно превратится в глазах общества из правоохранительной организации в «правохоронительную». Это нужно сделать гласно, с публикацией протоколов и аудио/видеозаписей следствия. Иначе полиции не отмыться от негативной репутации. Юридическая система сейчас обязана обществу очень серьезным отчетом и не менее серьезной работой над ошибками, и чем скорее это будет сделано, тем лучше – и для нее, и для общества.

В.Индикт. Комитет в защиту демократии и прав человека